ОДНА ИЗ СТАТЕЙ О МЕДИЦИНЕ

 
Главная » 2016 » Октябрь » 1 » Афганец. Случай из практики
14:37
Афганец. Случай из практики

Доктор М.Б.Сорин 

Написано сердцем. Рекомендую.

Предисловие

В 1979 году я проходил службу в авиационном гарнизоне города Быхов начальником лазарета авиационно-технической базы. И еще это был год ввода наших войск в Афганистан. Витебская Воздушно-десантная дивизия вылетала с аэродрома нашего гарнизона. Я помню, как первая ушедшая группа, была рассеяна где-то в горах и практически вся уничтожена душманами. По этому следующая партия задержалась у нас еще на две недели. А потом улетели и они, захватили дворец Амина, дальнейшие события вы знаете или читали о них. Все происходящее воспринималось, как должное. Я и сейчас, по прошествии стольких лет не собираюсь обсуждать действие нашего, тогда, правительства. Цель моего рассказа несколько другая. И в связи с этим я приведу некоторую статистику, по данным СМИ, той войны.
Согласно официальным данным, общие безвозвратные людские потери Советских Вооруженных Сил в Афганистане составили около 14,5 тыс. человек. Кроме того, пропало без вести и попало в плен за годы войны 417 военнослужащих, из которых 119 были позднее освобождены из плена. Из числа освобожденных, 22 человека предпочли не возвращаться на Родину, а уехать в другие страны.
За 110 месяцев пребывания советских войск в Афганистане санитарные потери (ранено, контужено, травмировано и заболело) составили около 470 тыс. человек, причем количество раненых и контуженных составляло не более 55 тыс. из этого числа, а основная масса (свыше 415 тыс.) относится к заболевшим острыми инфекционными заболеваниями. Это объясняется местными климатическими и санитарно-эпидемиологическими условиями, характерными для стран этого региона.
В1984 году меня назначили начальником Корабельной Группы пециализированной Медицинской Помощи Балтийского Флота и по семь – восемь месяцев в году проводил в дальних морских походах. В промежутках между походами работал в госпитале в одном из хирургических отделений.
В 1986году после семи месяцев боевой службы в Карибском море и Средиземке, мне предложили поработать в травматологическом отделении нашего госпиталя в г. Балтийске. Это был год, когда к нам в госпиталь стали доставлять раненных бойцов из Афганистана.


Часть первая - вхождение

Главный травматолог Балтийского Флота – полковник медицинской службы Виктор Александрович сидел у себя в кабинете и курил. Курил вкусно, со смаком, глубоко вдыхая сигаретный дым. Курить ему было категорически запрещено. Он страдал тяжелым заболеванием сосудов ног, точнее уже одной, т.к. вторую ему уже по этой причине ампутировали. Вместо отсутствующей ноги был протез. Протез был изготовлен в ГДР и в отличие от наших тяжелых - легкий и на присоске. Виктор Александрович курил и думал об очередной поступившей группе бойцов с тяжелыми огнестрельными и минновзрывными ранениями. Их с начала нужно было разместить по палатам, а затем назначить адекватное лечение. Многим ребятам предстояло провести оперативное лечение. Особенно тем, с минно-взрывными ранениями. Здесь нужно было сформировать правильную и удобную культю для последующего протезирования. Найти возможность заказать такие же удобные протезы, как у него. Плюс ко всему все эти мальчишки, а иначе как их назвать, нуждались в психологической разгрузке. Не хватало врачебных рук. И в это время в дверь кабинета постучали…
Я вошел в кабинет начальника отделения и в клубах сизого дыма увидел усталое лицо моего наставника по травматологии.
-Здравия желаю, Виктор Александрович, прибыл в ваше распоряжение.
-Доктор Мигель! Вернулся! Бог мой как я рад тебя видеть,- прихрамывая, он поднялся со стула и подошел ко мне, - если бы ты знал, что у нас тут творится. Павел с Ольгой просто зашиваются.
К слову сказать - Ольга Николаевна и Павел Николаевич – это были врачи - ординаторы травматологического отделения
«Доктор Мигель» - так меня прозвали на Кубе и теперь многие, и дома стали меня так называть.
-Да наслышан, по этому и принял решение поработать под Вашим началом в травматологии.
-Слушай, ты же у нас боевой офицер, тебе и карты, как говорится, в руки. Ольге Николаевне тяжело с этими архаровцами справляться. Павел закопался со свидетельствами болезни, да и операций не в проворт. Кроме плановых, еще и экстренка, которую никто не отменял.
-Понял, понял я все. Буду «пахать» вместе со всеми.
-Вот и молодец! Принимай 35 палату, там, в основном, с огнестрельными ранениями нижних конечностей. Предупреждаю заранее – ребята измотанные, психика неустойчивая.
-Разберемся!


Часть вторая - знакомство

35 палата находилась в конце коридора. Дальше были только подсобные помещения и туалет. Я шел по коридору и думал о судьбе этих восемнадцатилетних мальчишек, которых время и история ввергла в пучину военных и потому непредсказуемых событий. Среди обыкновенного мирного времени, когда дома поют соловьи, подрастают красивые и такие желанные девчонки, попасть на войну. И куда? В какую-то неизвестную страну и главное для чего? С этими мыслями я вошел в палату.
Над головой что-то просвистело и с силой ударило над моей головой о дверной косяк. Я инстинктивно пригнулся.
-Гля, братишки, доктор, а мы думали опять врачиха.
Я резко выпрямился, мгновенно оценивая обстановку. В палате находилось четверо раненных. Все они были лежачие. Рядом со мной на полу валялся пустой стакан.
- И что бы это значило? А если бы в голову?- Начал я строгим голосом.
- Да Вы не волнуйтесь,- донеслось с кровати, где лежал темно-русый парень на склетном вытяжении, - мы врачиху хотели слегка попугать, а тут Вы нарисовались. А в голову Васек не метил, он на войне снайпером был. У него попадание всегда точное.
- А что вы имеете против Ольги Николаевны? Она, к стати сказать, морской офицер и у нее за плечами не одна боевая служба.
- Ни фига себе, а нам она об этом не рассказывала, да, братишки, маленькая промашка вышла, а вы кто?
-Я ваш новый лечащий врач, подполковник медицинской службы, командир КГСМП,- и глядя на непонимающие взоры своих оппонентов, перевел – Корабельная Группа Специализированной Медицинской Помощи.
- И что? Нам это ни о чем не говорит.
- А это значит оказание неотложной медицинской помощи в условиях дальних походов, в сложных штормовых условиях и при боевых действиях…
- Значит, док, ты наш? Братишка?!
- Я не только ваш, я – всехний.
-Что значит – «всехний»,- раздался слабый голос с кровати, находившейся у самого окна.
Я подошел поближе к говорившему. Это был совсем мальчик, явно кавказской национальности. Одеяло в том месте, где должны были быть ноги, образовывало пустоту под ним. В моей голове мгновенно сформировался диагноз: минно-взрывное ранение, ампутация обеих ног.
- «Всехний! – это значит, у меня нет ни для кого привилегий, я лечу всех, кто нуждается в моей помощи.
- Духов тоже лечить будешь? – в разговор вмешался третий собеседник с лихорадочно горящими глазами и нездоровым румянцем на лице. Правая голень его была забинтована, бинт над раной, пропитался красновато - желтым отделяемым.
- Если доставят в наше лечебное учреждение, буду!
- Слышь, братишки, - раздался голос раненого с ногой на вытяжении,- отстаньте от доктора, наш он, нутром чувствую, наш – и добавил, - Юрка я, Сурайкин. Ты, батя, не сердись на нас, мы, когда не на войне, смирные.
- Я не сержусь и все понимаю. Сам только что с войны вернулся.
- А где воевал, если не секрет?
- Для вас не секрет. В Анголе я был. А там тоже идет война. Все! Остальные подробности потом. Сейчас я ознакомлюсь с вашими историями болезни, осмотрю каждого и откорректирую лечение. Только прошу не мешать мне в работе.
Ребята в палате умолкли, видно было, как пропал задор и наигранная развязанность. Я ушел в ординаторскую и, как обещал, начал знакомиться с историями болезни.
И так прапорщик Ковалев Антон - десантник, осколочное ранение правой большеберцовой кости. Постоянная лихорадка. Рана на голени не гноится, а температура тела не спадает. Сделали рентген, картина какая-то смазанная. Или начинается остеомиелит или… Что-то знакомое в этих размахах температурной кривой. Нужно будет обсудить с коллегами и высказать свое мнение. Нет ли тут малярии? Ну да, скажут, что это мне не дают покоя африканские походы.
Африка. Я действительно провел в ней два долгих года и насмотрелся всякого. Там была и малярия, и тропическая лихорадка, и амебиаз и… вообще много всего было.
Следующим был Аслан Мамедов. Минно-взрывное ранение обеих ног. Отрыв на уровне голеней. Он вообще не воевал, а служил в строительных войсках и помогал местному населению в восстановлении разрушенных коммуникаций. Ему просто подложили мину. Подло, не в открытом бою. Да к тому же он был, как и местные – мусульманин.
Третья история болезни с тем самым Васьком – снайпером, как мне его охарактеризовали в палате. У него также было минно-взрывное ранение, отрыв правой голени. Рана у него после реампутации, т. е после повторной операции, которую провели здесь в госпитале для подготовки культи к протезированию, уже заживала. Значит скоро будет ходить. Сначала на костылях, а потом будет привыкать к протезу.
Четвертым был Юра Сурайкин. Ему девятнадцать лет. Второе ранение за пол - года. Первое – контузия. На перевале была обстреляна колонна БТРов. Духи взяли их в клещи и в упор расстреляли. Спаслись тогда немногие. Юрка сумел выползти из горящей машины и вытащить командира, который был тяжело ранен и находился бессознания. Как он добрался до своих - помнил с трудом, но командира принес на себе и тот остался жив. Сурайкина представили к ордену и собирались отправить в Союз на лечения, но он по дороге удрал и вернулся в родную часть. А через несколько месяцев огнестрельное ранение правого бедра. Его погрузили в вертолет и вместе с другими ранеными отправили к нам. Сбежать с вертолета он не успел.

Часть третья – трудовые будни

Так начались мои трудовые будни на земле. Я каждый день прибегал в отделение и до пятиминутки обходил своих больных. Осматривал повязки, проверял температурные листы. У Ковалева, не смотря на лечение, не спадала лихорадка.
- Будем оперировать, - вынес свой вердикт начальник отделения. Произведем трепанацию большеберцовой кости и посмотрим, нет ли там гноя. Возможно, это остеомиелит начинается, всеравно хуже не будет.
Я пришел в палату сказал о решении Антону.
–Я согласен, - мгновенно сказал он,- честно говоря, устал смертельно. Да и вы вижу неспокойны.
В палате повисла мертвая тишина, затем раздался голос Юрки Сурайкина:
- Батя, а ты твердо уверен, что Тошке ногу нужно пилить?
- Не пилить, а сделать несколько отверстий в кости. Если там гной, его необходимо выпустить и температура спадет.
- А если нет гноя?- поинтересовался Васька.
- А если нет, то будем искать другую причину. Все, обсуждение закончено.
Утром Антона взяли в операционную…. Гной мы так и не получили. В кабинете у шефа стали опять обсуждать этот случай.
- Ладно, Михаил Борисович вытряхивай свои африканские наблюдения.
-Я предлагаю взять «толстую каплю», т.е. анализ крови на малярию.
- А наша лаборатория справится?
-Справится, я уже интересовался.
-Хорошо, утверждаю!
Анализ крови действительно подтвердил мои невероятные предположения. Через три дня после специфического лечения малярии температура стала снижаться, и Ковалев стал быстро выздоравливать.
Очень тяжело было наладить контакт с Асланом. Он все время молчал и старался ни с кем не общаться. Культи ног уже поджили, и нужно было думать о протезировании. Я сначала думал, что Аслану мешает языковый барьер, он плохо говорил по-русски. Все разъяснилось с приездом его старшего брата.
Утром, как обычно, я зашел к моим пациентам в палату. Юрка, прижал палец к губам и молча, показал в сторону кровати Аслана. Там, прижавшись, друг к другу, сидели два похожих человека. Они слегка раскачивались и беззвучно плакали.
На Кавказе говорят: «Мужчины не плачут, они огорчаются!». Так вот, эти двое не плакали, они очень сильно огорчались…
- Ты не переживай, - говорил сквозь слезы старший брат, - мы тебя в беде не оставим. Тебе всегда найдется место в доме.
- Но мы, же совсем не богатые люди. Вы и так день, и ночь работаете, чтобы свести концы с концами, а тут еще я – безногий…
- Но не безрукий, и потом тебе сделают хорошие протезы. Научишься ходить, у тебя хорошие руки, научишься ремонтировать и шить обувь. Держись, брат! Главное, что ты жив. Знаешь, как отец с мамой будут рады тебя увидеть, а младшие брат с сестренкой. Так что быстрее поправляйся, а уж мы тебя встретим, как настоящего героя.
Я тихонько вышел из палаты. Хорошо когда есть близкие и любящие тебя люди. После приезда брата Аслан быстро пошел на поправку

Часть четвертая – Сурайкин

Юрка Сурайкин был родом из Мордовии. Эта удивительная республика, в которой смешалось все лучшее, что есть в Росси. Тут леса и степи, большие реки Ока, Сура и даже Волга. Народ трудолюбивый. Сельское хозяйство в любые времена не забрасывалось. Множество полезных ископаемых,… но я не об этом. Юрка был из трудовой семьи, хоть и хулиганистый, но добрый и отзывчивый парень. И его недавнее боевое, пусть короткое, прошлое говорило об этом. Под его припухшими веками искрились смешинками серые глаза. В народе говорят: если у женщины искрятся глаза, значит, тараканы в ее голове что-то празднуют. Сурайкин, был настоящим мужчиной, но тараканы в его голове постоянно что-то праздновали. Он стойко переносил боль, подшучивая над собой и товарищами по палате. Единственное что его угнетало, так это вынужденная неподвижность. Из-за огнестрельного ранения бедра он лежал на скелетном вытяжении и донимал врачей одним вопросом: - когда?! Даже тот стакан, что летел в мою голову при первой встрече, было его изобретение
Врачи нашего отделения работали день и ночь. Домой уходили, в частности мы с Павлом, после 23 часов. Автобусы уже не ходили, а до города было около 10 километров. Добирались на попутках. Иногда везло, и нас довозила госпитальная скорая помощь, а утром к 8.30 опять в отделение. Выходных не было вообще. У болезни выходных нет. За больными и раненными нужен был постоянный уход. И мы ухаживали и выхаживали ребят.
Беда пришла совсем не оттуда где мы ждали. Мы боялись осложнений, а все было гораздо проще. К нашим «афганцам» стали приходить шефы. Шефы были разные. Из учреждений, чаще женщины. С различных производств делегации, учителя и школьники. Все они очень сочувствовали нашим воинам и приносили подарки… подарки были всякие, хорошие и плохие. К плохим, мы относили одеколон для бритья. Который немедленно выпивался и в палате после посещения шефов несколько дней стоял густой парфюмерный дух. Иногда проносили водку. Гостей не принимать было нельзя, да и обыскивать тоже. Поэтому мы пожинали плоды их доброты душевной. Замполиты внушали нашим ребятам, что они «воины – освободители» и их после выписки ожидает слава и почет, и всякие блага от государства. В результате нам часто приходилось усмирять разбушевавшихся в «приподнятом» настроении мальчишек, которые «блага» требовали немедленно.
Не отставал от этого разгула и Юрка. Он вел себя смирно пока лежал прикованный спицами и скобами к кровати, но как только с него все эти конструкции сняли и надели гипсовую повязку, которая, кстати, начиналась от кончиков пальцев раненной ноги и доходила до пояса, и Юрка встал на костыли, тут и началось. Он круглыми сутками скакал по отделению, строил глазки медсестрам и назначал свидания шефам – женщинам, когда с него снимут гипс. Усмирить его буйную энергию почему-то мог только я. Сурайкин по-прежнему называл меня «батей» и слушался безприкословно. Зато ко всем моим коллегам относился подчеркнуто пренебрежительно. Наши беседы о правилах поведения в лечебном учреждении больные выслушивали внимательно и тут же забывали о них. Разбушевавшихся буянов я усмирял только одним методом, приказывал вынести их кровать к женскому туалету, где они должны были провести целую ночь. Это действовало, но ненадолго.
Однажды ночью меня разбудил телефонный звонок. Звонили из травматологического отделения. Звонила дежурная медсестра:
- Доктор, мы не можем угомонить Вашего подопечного.
- Кого? – не понял я
- Сурайкина, он напился и лег на пол в холле. Приказал ребятам из его палаты принести подушку и сказал, что сегодняшнюю ночь он проведет здесь, т.к. дома привык спасть у костра… Мы боимся, что он прикажет еще и костер развести. Приезжайте, пожалуйста. Кстати за вами уже выслали машину.
Я в двух словах объяснил проснувшейся жене, что меня вызывают на операцию и пошел одеваться. Моя супруга привыкла к таки вызовам, поэтому успокоилась и снова уснула. А я думал, как буду усмирять разбушевавшегося Юрку. Тем более, что когда он встал на костыли то оказался ростом в два метра. Эдакая громадина по сравнению с моим «метр с кепкой».
В отделении меня уже ждали: постовые сестры, дежурный врач по госпиталю и дежурный хирург.
- Борисыч, что будем с этим «Кинг–конгом» делать? Не вызывать же комендатуру. Сурайкин никого к себе не подпускает. Грозится о первого, кто к нему приблизится, поломать костыли.
- Погодите, я попробую, с ним договорится.
Подойдя к развалившемуся на полу Юрке, спросил:
- И долго ты тут будешь безобразничать? Время позднее, больные спят, а дежурной смене работать нужно.
- Это ты, батя?
- А ты что не видишь? Встань и иди в палату.
- Батя, лучше уйди! Я воин – интернационалист и сплю там, где захочу! И вы мне все здесь не указ. И пошли вы все знаешь куда?
И тут во мне проснулся тоже… воин, скорее офицер, который провел несколько месяцев в боевой обстановке и у которого с психикой тоже было не все в порядке и я заорал:
- А ну встал!!! И марш, в свою палату, а не то…
Такой ответной реакции не ожидал никто. Лежащее только что на полу тело взлетело в воздух, как распрямившаяся стальная пружина. Не помешала и кокситная повязка. Он навис надо мной как разъяренный медведь, подняв над моей головой костыли
- Уйди с дороги, уничтожу!
- Попробуй, - просипел я пересохшими губами.
И тут произошло, что-то не объяснимое. Юрка, который еще секунду назад был, как разъяренный зверь, вдруг сник и полушепотом сказал:
- Батя, ты же заешь, что я тебя - никогда…
Затем, опираясь на костыли, заковылял в палату.
Утром, в наказание, я перевел Сурайкина в психиатрическое отделение, на исправление. Предварительно договорившись об этом с начальником этого отделения. По дороге Юрка сбежал от сопровождающей его медсестры. Он долго блуждал по госпитальному поселку. Просился, чтобы его приютили, на время. Но жители поселка, увидев эту громадную фигуру, наполовину закованную в гипсовую повязку, на костылях, в страхе закрывали окна и двери. Проблуждав пару часов, Юрка сам пришел в психиатрию, позвонил в дверь и стал униженно просить, чтобы его туда пустили. Его пустили.
Прошло пять дней. Юрка в отделении вел себя хорошо и на судьбу не жаловался. К концу пятых суток, я позвонил коллеге и попросил перевести Сурайкина к нам. Он молча проковылял в свою палату и затих. Я сидел в ординаторской и заполнял истории болезни. Когда в дверь тихонько постучали:
- Прошу разрешения, - произнес чей-то знакомый голос.
- Войдите!
В ординаторскую заглянул снайпер Васька, он уже свободно перемещался на костылях и ждал со дня на день когда привезут протез. Культя зажила, лицо от спокойной жизни и хорошего питания округлилась.
- Батя, тут такое дело,- начал он подготовленную речь.
- Ладно, не томи, тебя Юрка послал?
- Да,- оторопел Васька, - а откуда Вы знаете? Впрочем, не важно. Вы про нас все знаете. Сурайкин просил, чтобы Вы в палату к нему зашли. Он повиниться хочет.
- Этого еще не хватало, если ему нужно, пусть топает в ординаторскую.
- А можно?
- Даю добро!
Васька ушел и через несколько минут в дверь опять осторожно постучали.
- Сурайкин, заходи!
Дверь открылась и помещение робко, слегка пригнувшись, зашел на костылях несчастный Юрка. Вся его фигура, закованная в гипсовый корсет, выражала полное раскаяние.
- Батя,- начал он заранее приготовленную речь,- я не знаю, что на меня тогда нашло. Видимо контузия…
- Чего? – взорвался я. Дальше пошли предложения из не традиционной лексики, на которой говорят мужчины, когда рядом нет женщин.
- Я все понял и больше такое никогда…
- Да, ладно. Все понятно, прощаю!
Юрка после моих слов, словно воспрянул, распрямился и заулыбался во всю свою обаятельную «моську».
- Пойду, можно?
- Иди, с Богом, завтра коксит твой будем снимать.
- Урра!!! – заревел на все отделение Сурайкин, и вдруг добавил, - а меня в том отделении принимали, как героя. Я им про все свои подвиги рассказывал.
- Так там же одни психи лежат, - не удержавшись, поддел я - Ну и пусть, что психи. Пойду пацанов обрадую! Скорее бы завтра!

Часть пятая - проводы

Пролетали недели, а за ними месяцы. Выздоравливали и разлетались наши мальчики, вчерашние воины, интернационалисты…
Я не стал в своем рассказе описывать все бессонные ночи проводимые врачами и сестрами отделения с нашими подопечными. Это будет в другом повествовании. Просто взял отдельные судьбы больных из моей палаты. Выздоровел и улетел к месту службы Антон Ковалев. Опустели и другие палаты, правда, ненадолго. Наступила пора провожать и моих подопечных. Мне разрешили отвезти ребят в аэропорт. Васька – снайпер лихо ходил на протезе и пообещал домой улететь без трости. Юра Сурайкин, который хотя и был на своих ногах, сильно хромал. Но и он учился ходить без палочки. Один Аслан, на двух протезах, не мог обходиться без костылей. Ребятам сшили новую форму. И даже украсили, входившими тогда только в моду, аксельбантами. Голубые береты с новенькими, в ручную исполненными кокардами, довершали ансамбль.
В аэропорту на удивление было тихо. Пассажиров было мало. Я вообще аэропорт люблю больше вокзала. Тут смена событий происходит быстрее. Нет тяжелого запаха исходящего от поездов. Меньше сутолоки. Экипаж воздушного лайнера всегда выглядит более нарядным в отличие от заспанных и недовольных лиц проводников вагонов.
Не забывайте, что мое повествование относится к концу восьмидесятых годов. Сейчас картина конечно изменилась.
Я оставил моих подопечных в зале, а сам пошел к дежурному по аэропорту. Мне нужно было сообщить, что у ребят, вместо сгоревших в Афганистане документов, временные удостоверения. Меня быстро поняли, и билеты были выписаны без проволочек. Кассирша, оформлявшая проездные, узнав нелегкую судьбу ребят, расплакалась. У нее сын тоже служит, правда, на Северном Флоте, на подводной лодке и от него давно не было известий. Я попытался ее успокоить, но в это время из зала ожидания донесся какой-то шум. Узнав голос Юрки Сурайкина, оставил кассиршу и помчался к ребятам. И вовремя…
Перед моими десантниками стоял офицер в сухопутной форме, судя по погонам капитан.
- Петухи «гамбургские»! – фальцетом распинался он, - расфуфырились, разукрасились. Я вас сейчас в комендатуру… Дембеля, хреновы!\
- Всем стоять! – заорал я издали, т.к. понял, что сейчас произойдет что-то непоправимое. На мне были погоны подполковника, и я мог командовать младшими по званию.
- Сержанты на месте, капитана прошу подойти ко мне. Какие проблемы, капитан? –И не дождавшись ответа продолжил. - Это воины – интернационалисты, получившие ранения на войне и я Вам не советую разговаривать с ними в таком тоне.
- Извините, товарищ подполковник, я же не знал,- стал оправдываться офицер, - мне показалось…
- Креститься нужно, когда, кажется, а сейчас уйдите от греха подальше иначе за действие моих подчиненных я не отвечаю.
Капитан «испарился». В это время меня позвали из кассы:
- Билеты на ваших ребят готовы, начальника смены мы предупредили.
- Большое Вам спасибо, а за сына вы не волнуйтесь, все у него будет хорошо. Я сам морской офицер и кое-что понимаю в этой службе. Ну что, бойцы,- пойдем на посадку?
- Батя, - начал, скромно потупившись, Сурайкин.- у нас есть предложение, давайте перед расставанием по пятьдесят грамм.
- Предложение принимается, только не в зале, а в кафе и угощаю я, и это не обсуждается.
Самолет, оторвавшись от взлетной полосы, плавно уходил в небо. Что ожидает наших ребят, как сложится их дальнейшая судьба, мне было не известно.
- Будте счастливы и удачи! – произнес я, как будто кто-то меня мог услышать.

Вместо эпилога

Прошло восемь лет. Наступили «лихие», как теперь модно говорить, девяностые. Все в нашей жизни перевернулось, и многие обещания были забыты. Мы начали жить в другой стране, строить непонятно что. Не стало страны, которой мы, Советские офицеры, присягали. До какой-то стабильности двухтысячных было далеко.
Однажды, когда я сидел в ординаторской хирургического отделения, заполняя очередную историю болезни, заглянула дежурная медсестра:
- Михаил Борисович, вас просят спуститься в отделение гнойной хирургии. Там приехал какой-то Ваш бывший пациент, и он хочет Вас увидеть.
Какой пациент? Недоумевал я, но оставив дела, спустился на первый этаж к начальнику отделения Юрию Митрофановичу.
- Что случилось? Какой пациент? – начал я, заходя в ординаторскую, и осекся.… Передо мной стоял молодой человек с доболи знакомым лицом:
- Батя, - сказал он, и я узнал – это был Юра Сурайкин. – Батя, я по старой памяти, если можно, мне бы немножко подлечиться...
- Юрка, - прошептал я, - Господи, конечно, мы сделаем все возможное, правда, Юрий Митрофанович? - И не дожидаясь ответа моего друга начальника отделения, - спросил – как ты? Почему не у себя на Родине? В такую даль?
Юра поведал, что он закончил какие-то курсы механизаторов. С работой кое - как устроился. Но беспокоят старые ранения. В ноге остались осколки от снаряда. В больницу не попасть. Никто не учитывает его былые заслуги перед Родиной. И поэтому он решил приехать к нам, в наш госпиталь. Мы еще долго предавались воспоминаниями, когда, наконец, Юрий Митрофанович сказал:
- Вы тут еще поговорите, а я пойду к начальнику госпиталя решить эту проблему, думаю, что он будет непротив.
Юрку положили в отделение и начали лечить. А я опять ушел в море обеспечивать очередную боевую службу. Больше мы не виделись.

Категория: Доктора пишут | Просмотров: 345 | Добавил: viserman | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
 
зезеркалье
статьи   ссылки   видео   подумать  медицина  зеркала   вне работы   апогей

сайт создан в 2009 году на yandex. narod.ru, в 2013 году был перенесен на uСoz
© дизайн сайта мой (обновлен в 2015 г.).


Flag Counter
Яндекс.Метрика